Людям с инвалидностью, их проблемам в последние годы в России уделяется все больше внимания. Появились благотворительные фонды, государственные программы поддержки инвалидов. Однако вопрос о том, как и насколько их можно интегрировать в жизнь общества, по-прежнему далек от разрешения. Слишком много для этого барьеров – на улицах, в транспорте, в не оборудованных пандусами подъездах, на производстве. Да и в наших головах, в конце концов.
В школьном образовании сегодня провозглашается так называемая «инклюзивная модель» обучения. Это когда дети-инвалиды (или, как их политкорректно называют, «дети с ОВЗ», то есть с ограниченными возможностями здоровья) учатся не на дому, не в специальных школах, а в общеобразовательных, не в коррекционных классах, а в обычных вместе со здоровыми сверстниками. И тут у меня из памяти не выходит один эпизод из моей журналисткой практики. То был круглый стол родителей детей-инвалидов. Люди с болью говорили, что их дети-«колясочники» с завистью глядят из окон квартир на нарядных ровесников, идущих в школу. Это вызывало сочувствие. Но вот встала женщина и сказала: «Да, мой сын отстает в развитии; да, у него изо рта идет слюна. Но я не понимаю, почему он не может посещать обычную школу, почему другие дети в классе не в состоянии его потерпеть. Это нарушение наших прав на образование!».
Объяснить нервную реакцию этой мамы я, наверное, могу. Ее сын по принятым в нашей стране медико-социальным показаниям, судя по всему, может обучаться только в специальной школе-интернате где-то на территории края, возможно, далеко от дома. Не всякая семья решится его туда отправить. Но подлежит ли этот ребенок инклюзивному обучению, даже учитывая новейшие веяния в педагогике?
Прокомментировать эту и некоторые другие ситуации я попросила Валерия Шаповалова, доктора педагогических наук, профессора, заведующего кафедрой социологии и социальной работы Северо-Кавказского федерального университета. В. Шаповалов – член координационного совета по делам инвалидов при губернаторе СК, руководитель рабочей группы, которая в рамках российско-канадского проекта занималась разработкой специализации для студентов «Социальная работа с людьми с инвалидностью».
– Валерий Кириллович, кто из детей-инвалидов может участвовать в инклюзивном образовании и есть ли здесь ограничения?
- Знаете, в девяностые годы в бытность свою начальником краевого управления образования я в составе ставропольской делегации ездил в США, где нам еще тогда показывали обычную общеобразовательную школу, которую посещали дети-инвалиды как с сохранным интеллектом, так и из категории так называемых «необучаемых». Последних было двое, на колясках, в школе для них имелась отдельная комната и три социальных педагога, которые их сопровождали, помогали и т. д. Дети в классе относились к ним абсолютно спокойно: вот вкатили на урок Майкла и Джона, они какое-то время поприсутствовали, как-то по-своему прореагировали на происходящее…
– А зачем это нужно?
- Если ребенок необучаем в плане усвоения академических знаний, это не значит, что он не может научиться социальным навыкам. Что касается остальных, здоровых детей, то они в такой ситуации тоже получают социальные уроки добра, милосердия. Это колоссальный ресурс гуманизации общества. Думаю, именно поэтому американцы, которые в прошлом веке высоко ценили и изучали наш опыт специального и общего образования, остановились все же на инклюзивной модели.
Однако будем реалистами. Инклюзия для детей, подобных Майклу и Джону, требует огромных материальных затрат. Денег таких в нашем образовании сегодня, к сожалению, нет.
– Директор Института коррекционной педагогики Российской академии образования, академик РАО Николай Малофеев в интервью «СП» тоже, помнится, сказал, что шведская модель инклюзивного образования может быть внедрена только вместе со шведской моделью экономики…
- По моему мнению, в настоящий момент нам нужно сосредоточиться на детях с ОВЗ, имеющих сохранный интеллект и способных к обучению в обычных детских садах и общеобразовательных школах. Сегодня они – дошкольники, школьники, уже взрослые юноши и девушки – сидят дома в четырех стенах, часто поддерживаемые эмоционально только родителями, лишенные нормального общения со сверстниками и перспектив в дальнейшем получить профессию по своим склонностям и возможностям. И их много.
Да, есть специальные школы, где они могли бы получать образование. Но это, как правило, учреждения интернатного типа. Если семья не хочет отправлять туда ребенка, это ее право. У нее должен быть выбор.
– О детях с какими нарушениями вы говорите?
- С последствиями детского церебрального паралича, с ослабленными зрением и слухом, с временными затруднениями в развитии…
– Но ведь для того чтобы они учились в общеобразовательной школе, туда на работу должны прийти дефектолог, психолог, сурдо- и тифлопедагог. Целый штат специалистов. Да и учителям необходимо получить специальную подготовку. В уже упомянутой Швеции дефектологию изучают все студенты педагогических факультетов, в Дании школьные учителя обязаны знать азбуку Брайля для слепых.
- Есть такое выражение «step ву step» – шаг за шагом. И многие из этих шагов очевидны. Давайте создадим краевую базу данных всех детей-инвалидов, сделаем своего рода паспортизацию, кто из них к какому обучению пригоден. Институт коррекционной педагогики под руководством академика Малофеева, кстати сказать, разработал свой вариант федеральных государственных образовательных стандартов для детей с ОВЗ. Там на этот счет есть четкая градация, кого, чему и где можно учить. Если ФГОС будут приняты, то сильно облегчат процесс.
Второй шаг, на мой взгляд, заключается в том, чтобы определить «минимальный набор» специалистов, которые составят в общеобразовательной школе бригаду, работающую на инклюзию. Потому что в одиночку учитель, даже знающий основы дефектологии, с этим не справится. Особенно в средней и старшей школе.
А главное, нужно решаться на эксперимент. Определить опорные школы: например, по одной на каждый район Ставрополя.
Тем более что прецедент есть. Ребятишки с инвалидностью уже много лет учатся в СОШ № 21 краевого центра. В основном это дети с последствиями ДЦП. Есть среди них и те, кто, успешно закончив школу, продолжил образование в вузе. Это, конечно, колоссальный труд детей, их родителей, педагогов. Но это возможно. И в СОШ № 21 к таким ребятам привыкли. Подхожу, вижу: стайка школьников спешит, а ребенок с затруднениями в ходьбе за ними не поспевает. Они заметили, остановились, подождали… Это воспитывает. Дети, если их не настраивать особым образом, «инаковость» воспринимают значительно легче, чем взрослые. Был такой опыт в Ставрополе: малышей с ОВЗ стали вывозить на прогулки вместе с дошкольниками одного из детских садов. Педагоги детсадовские поражались, как ребята быстро сдружились и как это положительно сказывалось на здоровых детях, на их понимании доброты и отзывчивости.
Даже из прагматических соображений исходя: инвалиды – это огромный человеческий ресурс, трудовой в том числе. Это часть потенциала общества. Сейчас взят курс на восстановление системы среднего и начального профессионального образования. Если наконец-то сделать среду безбарьерной, многие дети с ОВЗ смогут получить образование и профессию в техникуме, колледже. Мастер в ателье, компьютерщик, телефонистка, сапожник, наконец…
И не только эта работа, конечно. Моя аспирантка Аня Дарган (кстати, бывшая ученица ставропольской СОШ № 21) передвигается на коляске. Она потрясающе умна и образованна, у нее настоящий педагогический и исследовательский талант. Если в университетском корпусе будет создана доступная среда, появится лифт (есть такая пристраиваемая модель), Аня станет прекрасным вузовским преподавателем.
А то ведь иностранцы по-прежнему удивляются: у нас на улицах почти нет инвалидов. Недавно я был в Испании. В Барселоне выходим из метро, у входа щебечет группка юношей и девушек на колясках, человек пятнадцать. Путешествуют по миру…
Идти к такой жизни нам долго. И дорого. Проблем много. Но, как известно, сложность задачи не освобождает от необходимости ее решать.
http://www.stapravda.ru/20120721/smogut_li_detiinvalidy_uchitsya_v_obschikh_shkolakh_62272.html
21 июля, 2012